news

«Тупые, наверное. Книжек не читают»

Ирина Постникова /03 сентября 2010

Художник, куратор, философ Анатолий Осмоловский политике никогда не был чужд. Более того, всегда считал себя оппозиционером — и власть публично критиковал. Тем не менее, месяц назад Осмоловский поучаствовал в молодежном форуме «Селигер», чем изрядно всех удивил. Сам он, впрочем, считает, что степень его оппозиционности от пребывания среди прокремлевских активистов не уменьшилась. Потому что не контекст красит человека, а человек — контекст.

 
«Селигер» — такой современный вид пионерлагеря. И молодежи там до политики нет никакого дела».
Фото: Александр Решетилов

— Что вы, современный художник, забыли на «Селигере»?
— Меня про эту поездку на «Селигер» сейчас постоянно спрашивают. Меня пригласили молодые художники, которые приехали на этот «Селигер» общаться с другими такими же молодыми ребятами. Они хотели, чтобы я прочитал им лекцию. Я выбрал тему «Художественные программы», так как считаю, что главная проблема молодежного искусства — именно отсутствие внятных художественных программ. Кроме этого, у меня был любознательный интерес. Мне было интересно посмотреть, как государственные инициативы реализуются в конкретные дела.

— То есть для вас это была своего рода туристическая поездка?
— Можно это и туристической поездкой назвать. Плюс к этому, в то время была жуткая жара в Москве. И поездка была поводом проехаться 300 километров на большой скорости под кондиционером. Для меня это не был никакой манифестационный жест или шаг. Я вообще считаю не важным, в каком контексте ты находишься. Конечно, за исключением контекста нацистского, скинхедовского и фашистского. К подобному контексту я отношусь нетерпимо, и в этом вопросе компромиссов быть не может. Во всех других случаях важен не контекст, а что ты в этом контексте делаешь. Внутри селигеровского контекста я не произнес ни одной фразы, за которую мне было бы стыдно. Да и сложно представить какой-либо контекст, где мысль об искусстве как-то существенно искажалась.

— Раз вы ездили туда исключительно из спортивного интереса, поделитесь тогда впечатлениями. Как вам те молодые ребята, которые съехались на «Селигер»? На них сейчас много всякой грязи выливается.
— Я не вижу, чем эти молодые ребята, которые туда приезжают, отличаются от других молодых ребят в других местах. Это большое количество разных молодых людей, провинциалов, из разных городов России. Они просто приехали туда, чтобы обменяться какими-то идеями, познакомиться, подружиться. Обычная история. Ничего экстраординарного. Такой современный вид пионерлагеря.

— И не имеет значения, какие идеи обсуждаются в этом пионерлагере.
— А там разные идеи. И они, конечно, конкурируют друг с другом.

— Вы хотите сказать, что на «Селигере» господствует плюрализм мнений и нам нагло врут насчет того, что мероприятие это сугубо идеологическое?
— Там вообще никакой идеологии нет. Абсолютно. Это как раз мне не очень нравится. Я за большую жесткость и идеологическую вменяемость. Молодые художники, которые меня пригласили, они там делали в высшей степени критические работы. Которые, наверное, не очень понравились бы современной власти. Например, один художник, я забыл его фамилию, сделал колокола из резины. В которые невозможно звонить. То есть они внешне выглядят как колокола, но когда ты бьешь в них, звук они не издают. И там огромное количество людей, которые занимаются искусством или какой-то наукой, каким-нибудь ноу-хау всякими. Им всем вообще до политики нет никакого дела. И мне кажется, это нормально, если власть предоставляет свои возможности, то нужно этим пользоваться.

— То есть, по-вашему, государство вкладывает в «Селигер» кучу денег и никаких своих целей при этом не преследует?
— А какие цели должно преследовать государство? Цель одна: повышение собственной эффективности. А эффективность как раз и может повыситься, если люди общих идей вместе соберутся и что-то вместе придумают.

Организует все это известный всем Якеменко. Имидж которого, созданный средствами массовой информации, не очень благоприятный. Возможно это правдивый имидж, а может, это чистый симулякр, то есть конструкт. Честно говоря, я средствам массовой информации не доверяю уже давно. И недоверие это исходит не из-за той или иной идеологической ориентации, а так сказать из самого формата. Например, по телевидению почти невозможно вообще какую-нибудь сложную мысль передать. Например, глупая затея «Наших» с попыткой дискредитации Сорокина обернулась для Сорокина суперрекламой. Да и хорошим для писателя развлечением, так сказать.

— Итак, вас оклеветали.
— Слишком жесткое выражение. Скорее, это эффект недопонимания — испорченного телефона.

— Никак не будете бороться с этим?
— Бороться с этим бесполезно. Это стандартная деятельность всех средств массовой информации в России. Повторяю: в силу своей внутренней структуры СМИ, хотят они того или нет, не могут сообщать адекватную информацию. В такой ситуации, на мой взгляд, умнее всего способствовать деконтекстуализации собственной деятельности, то есть появляться в разных контекстах, создавая таким образом собственный.

 
«Внутри ФСБ бардак».
Фото: Александр Решетилов
— И когда сейчас все противники «Селигера» обвиняют вас в том, что вы — бывший оппозиционный художник — поддерживаете действующую власть, они на вас тоже неверно понимают? Вы не перестали быть оппозиционером?
— Нет. Я критически к современной власти отношусь. Хотя бы потому, что критически отношусь к капитализму, так как понимаю, что его ресурс исчерпаем. При этом я считаю, что действующая сейчас в России власть лучше ельцинской, конечно. Она более вменяема. Или скажем так, более осязаема. Она осознает себя властью и в этом качестве осознает свои интересы, с ней можно вступить в диалог и создать ей реальную оппозицию. Вот, к примеру, с ельцинской властью это было практически невозможно сделать. Потому что сам Ельцин был в оппозиции — относительно собственного народа, да и самого себя в ряде случаев. В один день говорил одно, на следующий абсолютно противоположное. Государство у нас было сборищем сплошных оппозиций. А вот к нынешней власти оппозицию реальную можно попытаться выстроить.

 

— Пытаются же многие, но вот получается как-то плохо.
— Просто это никто не делает вменяемо и систематически. То, что делают Каспаров и Лимонов, — это бред. Они просто безумные люди, которые не способны ничего реально построить. Лимонов, по сути, не имеет железного стержня, каких-то устойчивых политических взглядов: десять лет назад он был национал-большевиком, сейчас он демократ. В 1990-е он постоянно менял свои убеждения, судя по газете «Лимонка». Если его деятельность анализировать чуть глубже, то он радикальный гедонист. А один из видов гедонизма — радикального развлечения или удовольствия — это экстремальная политика. Лимонов к политике относится как к собственному приключению. Богема, одним словом. Современный Байрон. Что касается Каспарова, то относительно него я все понял, когда узнал, что он поклонник альтернативной истории Фоменко. Разве человек с подобными, так сказать, вкусами может построить что-то серьезное?

— Вся беда в том, что у нас в оппозицию идут неправильные люди, которые все делают неверно. Как же тогда верно?
— Вы мне задаете такой вопрос, экспромтом на который ответить тяжело. Во-первых, самый главный вопрос, который не решен Каспаровым и Лимоновым, — из какой идеологической позиции мы будем выстраивать эту оппозицию. Я считаю, что в России можно построить действенную левую оппозицию.

— Социалистическую? Она же есть уже. КПРФ вот, к примеру.
— Социалистическую. КПРФ уже является деградировавшей партией. И различные квазиполитические партии, типа «Справедливой России», тоже совершенно невменяемые. Это что угодно, но не оппозиция. А построить социалистическую оппозицию у нас можно. После того как мы решим за это взяться, нужно будет понять, что входит в пантеон этой социалистической оппозиции. Каковы основные теоретические труды, на которые она опирается. Эти теоретические труды должны стоять на полке у этих лидеров оппозиции. И не только стоять, а активнейшим образом обсуждаться. Нужно на уровне городов начать организовывать теоретические кружки.

— Простите, что перебиваю, но вы мне сейчас, по-моему, историю ВКП (б) пересказываете.
— Ну ВКП(б) — это очень качественно и правильно сделанная политическая партия была. И я не вижу никаких причин, чтобы не воспользоваться этим во всех смыслах успешным опытом. Большевики действовали очень грамотно. Ленин просто был гений организации. Его книги по организации — в золотом фонде теории. Так что ирония здесь не очень-то уместна. Кстати, возможно, из-за этого ложного скепсиса у наших «демократов» ничего и не получается.

— Хорошо, мы начали говорить о том, что оппозицию нужно выстраивать, создав в разных городах России ячейки.
— Теоретические ячейки.

— Теоретические ячейки, в которых будут изучать теоретические труды. Следующий шаг?
— О, это очень сложный шаг. Ведь речь идет не о каком-то там факультативном занятии теорией между драками на улице и расклеивании листовок. Надо понять, что на первом этапе теория — это основное. Каждый деятель оппозиции, если он хочет на что-либо рассчитывать, должен уметь писать серьезные тексты. Даже Сталин — если вспомнить историю ВКП(б) — писал тексты. Теоретическая ясность мышления — гарант места в оппозиции. Именно с создания этого, хочу подчеркнуть — альтернативного, отсчета важности создается своя собственная структура. Важность измеряется теоретической ясностью, а не связями, деньгами, бесстрашием или даже обычной энергичностью.

О следующем шаге говорить довольно бессмысленно, так как и первого никто не сделал. Есть разные стратегии. Многие из них опробованы. Например, стратегия энтризма, то есть внутреннего проникновения в органы власти. Очень эффективна была во Франции после 1968 года. Но стратегии должны определяться теорией. Точным знанием, где мы находимся и во имя чего стремимся взять власть в свои руки.

— Мне кажется, что такую оппозицию быстро ликвидируют еще на стадии теоретических кружков. У нынешней власти все-таки сейчас основное занятие — обеспечивать собственную безопасность и устойчивость. Вон как роль ФСБ, к примеру, выросла.
— Не надо преувеличивать роль ФСБ. Там же внутри бардак. Это неоднородная структура: разные ее группы преследуют разные интересы. Кроме того, на ФСБ есть МВД, которое ФСБ ненавидит. Существуют и другие организации. Не надо к власти относиться как к какой-то монолитной системе. Даже в СССР она не была монолитна, что уж говорить о нынешней. Кроме того, в занятиях теорией, как прокламируется, нет ничего ужасного.

— А почему же все это никто до сих пор не сделал, раз все так просто?
— Не знаю. Тупые, наверное. Книжек не читают. Историю не знают. Каспаров вон только Фоменко читает. Но есть, конечно, и фундаментальный социологический момент: в России очень много свободного места. Во всех областях. Пока не произойдет насыщения, вряд ли что-то вменяемое появится.

— А сами вы взяться за это дело не хотите?
— Нет. Мне это в высшей степени скучно.

Опубликовано на сайте «Соль»

Периоды творчества

1987 – 1990 («Министерство ПРО СССР»)

1989 – 1992 (Э.Т.И.)

1992 – 1994 (Necesiudik)

1992– 2001 (Personal projects)

1997 – 2000 (Против всех)

2000 – 2002 (Нонспектакулярное искусство)

2002 – 2012 (Personal projects)

Работы разных периодов


bugs_8

2006 - «Hardware» - Anatoly Osmolovsky

1990 г. – Happening “True fashion show” on “New Wave Explosion” festival

D. Pimenov at the exhibition “The Day of Knowledge” September 1-15, 1991

G. Gusarov and L. Melikhov at the exhibition “The Day of Knowledge” September 1-15, 1991

09/05/2010 | Анатолий Осмоловский

В среде патриотов часто идет спор, что американское искусство убьет всю нашу традицию. Во-первых, современное искусство - не американское явление, а было изобретено в России (Малевич со товарищи). Во-вторых, невозможно искусством поработить. Ни одному человеку не приходит в голову, что центральная перспектива, придуманная в Италии в эпоху Ренессанса, может поработить кого-то



01/10/2008 | Александр Евангели

С именем «художника года» Анатолия Осмоловского связаны все самые заметные вехи в отечественном искусстве последних двух десятилетий. Его работы хранятся в главных пинакотеках мира, выставки проходят по всему миру. Осмоловский - фигура последовательного воплощения собственной эстетической стратегии. Его радикализм эволюционировал от социального и политического жеста в 90-х к чистоте авангардной формы, к автономии искусства. Сегодня его объекты утверждают формальную экспрессию в качестве актуального высказывания.

Александр Евангели

English Русский